Новое время

Эпоха Возрождения и процесс дальнейшего развития человеческой цивилизации в ее идейно-философских, культурных, научных и технических аспектах, вне всякого сомнения, способствовал значительной "гуманизации" внутреннего и внешнего насилия, несмотря на кажущуюся парадоксальность такого утверждения.

Уроки Инквизиции, Реформации, нидерландской революции, многочисленных и жестоких военных конфликтов XVI – XVII веков, бесчинств наемных армий, буквально опустошивших Европу, не прошли для ее обитателей даром. Тридцатилетняя война, по своему пространственному размаху и составу участников, фактически являвшаяся первой континентальной (всеевропейской) войной, завершилась в 1648 г. Вестфальским миром. Этот рубеж, несомненно, вошел в историю человечества, не только положив начало эпохе национальных государств (которая в известном смысле продолжается и сегодня), но и сформировав основополагающие предпосылки для современного международного права ведения войны – в том числе аспектов регулирования поведения в отношении пленных, нон-комбатантов, собственности и материальных ценностей, масштабов, средств и способов боевых действий.

С появлением суверенных национальных государств война стала инструментом продолжения их политики другими средствами. Нарастание амплитуды и параметров вооруженных конфликтов (Войны за Испанское и Австрийское наследство, Семилетняя война) привнесли в жизнь еще более настоятельную необходимость появления и внедрения законов, регулирующих дисциплинарно-административные аспекты действий армий на поле боя и вне его, своего рода поведенческой модели, основанной на гуманитарном отношении как к вооруженному противнику, так и гражданскому населению. И хотя говорить о соблюдении внедряемых норм не приходится, следует констатировать, что уровень прямого и побочного военного насилия в Новое время становится уже существенно ниже, чем в предыдущие исторические эпохи.

Оборотной стороной становления государств в качестве абсолютной рамочной надстройки наций и юридического закрепления за ними монополии на насилие, стало объективного торможение процесса развертывания того феноменального явления, которое мы сегодня обозначаем общим термином "терроризм". История рассматриваемого периода фактически не являет ярко выраженных и масштабных структур и индивидуумов, которые реализовали бы террористические средства достижения целей вне формата государства.

Примат государства – монополиста на насилие, наиболее отчетливо выявился в период Великой французской революции. Восстание низов, насильственное и формально незаконное по своей сути, которое лишь через десятилетия было признано правомерным при наличии целого ряда обстоятельств (право на восстание масс против режима – Levee en Masse), явилось государственным переворотом, который был узаконен его вдохновителями и лидерами в конституционном порядке. Свергнувшие государство стали им сами; насилие, кратковременно вышедшее за пределы формата, было быстро возвращено в организованное русло.

Примат государства – монополиста на насилие, наиболее отчетливо выявился в период Великой французской революции. Восстание низов, насильственное и формально незаконное по своей сути, которое лишь через десятилетия было признано правомерным при наличии целого ряда обстоятельств (право на восстание масс против режима – Levee en Masse), явилось государственным переворотом, который был узаконен его вдохновителями и лидерами в конституционном порядке. Свергнувшие государство стали им сами; насилие, кратковременно вышедшее за пределы формата, было быстро возвращено в организованное русло. Короткая история этого государства уложилась между двумя знаковыми событиями: казнью (фактически - судебным убийством) членов династии Бурбонов, и провозглашением 5 сентября 1793 г. Директорией террора в качестве официальной политики республиканской Франции, как тотального средства достижения абсолютной цели – Свободы, Равенства, Братства всех людей. Будучи утвержденной формально избранным законодательным органом – Конвентом, она может рассматриваться (почти за полтора столетия до Ленина, не говоря уже о Гитлере, Сталине и Пол-Поте), как первый исторический прецедент заявленной государственной политики внутреннего террора. За первый (и последний) год якобинской "Власти террора" (Reign of Terror) его жертвами стали 500.000 французов (каждый пятидесятый гражданин Республики); в том числе 15.000 человек были приговорены к смерти, из них 12.000 исполнены, в основном при помощи гильотины, 210-ю годовщину изобретения которой мир "отметил" в 2002 г. "Революция пожирает своих детей" - поэтому неудивительно, что и Робеспьер, вдохновитель и организатор процесса, в конце концов, сам пал его же жертвой. Куда более знаковой представляется гибель идейного генератора концепции революционного террора – Марата, - от кинжала женщины-террористки. В этом эпизоде, как в капле воды отражаются тонкие различительные нюансы между государственным насилием, и встречным насилием со стороны индивидуумов и групп, не только структурно не ассоциированных с государством, но и противопоставленных ему.

Эпоха социальных революций середины XIX – начала ХХ века (от восстания лионских ткачей и европейских событий 1848 – 49 г.г. до Парижской коммуны и российского 1905 года), почти всегда кровавых, на первый оправдывает высказывание Мао Цзе-Дуна, который в 1927 г. произнес парафразу Ленина: "Революция – это восстание, акт насилия…". Однако, эти процессы, сочетавшие в себе как терроризм масс, так и встречный государственный террор, в соответствии с противоречивыми законами общественного развития и поступательной эволюцией человеческой цивилизации, в конечном итоге, объективно вели к распространению демократии, становлению правовых систем, политических и гражданских свобод, повышению роли личности, и как следствие – снижению уровня и сужению пространства внутреннего государственного насилия.

Данная тенденция, несомненно, нашла свое отражение и в системе внешнего (межгосударственного) насилия. Кровавая эпоха Наполеоновских войн завершилась в 1815 г. Венским конгрессом, которые сформулировал предпосылки для принятия цивилизованными государствами законов ведения войны. Закрепленные Брюссельской декларацией 1847 г., Женевскими конвенциями 1863 г. и 1906 г., Гаагскими конвенциями 1899 г. и 1907 г., они нашли свое отражение не только в межгосударственных договоренностях, но и действующих уставах армий того периода. В 1864 г. молодой швейцарец Анри Дюнан, потрясенный картиной страданий раненных, брошенных на поле сражения при Мадженте и Сольферино (французско-австрийская война, 1859 г.), создает организацию Красного Креста. Постепенно, защищающее действие законов ведения войны распространяется на периферийные группы – например, африканских рабов, или американских индейцев. Гражданская война 1861 – 65 г.г. между Севером и Югом способствовала формированию права также применительно к внутренним вооруженным конфликта.

Феномен, понимаемый нами сегодня, как терроризм, в XIX веке стимулировался двумя особыми причинами, одна из которых проистекала от динамики промышленной революции, стремительной индустриализации государств, и расширения параллельного процесса просвещения. В его основе лежали предпосылки в виде социального расслоения и конфликта, а также деформация традиционных общественных моделей, мотивировавших, в свою очередь, идейный оправдательный контекст террористической практики, как радикального средства выхода на путь развития за счет силового устранения имевшихся препятствий, персонифицированных в отдельных личностях, или институтах. Социально-протестный подтекст присущ практически всем значимым террористическим организациям того периода - от народников и анархистов, до большевиков и эсеров.

Всего лишь за 40 месяцев (1878 – 81 г.г.) своего существования организация "Народная Воля", ограниченная по своему численному составу, но претендовавшая на выражение чаяний многомиллионных народных масс, осуществила кампанию терактов против представителей системы государственного управления Российской империи, кульминацией которой стал взрыв 1 марта 1881 г. в Санкт-Петербурге, унесший жизнь царя Александра II, и в значительной степени, с учетом вытекающих причинно-следственных связей, определивший дальнейшее развитие исторической судьбы России. Вторая волна террора в России, пришлась на начало ХХ века. В 1901 г. членом боевой организации партии эсеров был застрелен министр просвещения Боголепов, в 1902 г. – министр внутренних Сипягин, в 1904 г. – его преемник Плеве. Если в 1903 – 04 г.г. в России произошли 5 политических убийств, то в 1905 г. – уже 54, 1906 г. – 82, 1907 г. – 73. Апофеозом политического терроризма стало убийство в киевском оперном театре премьер-министра Столыпина, поставившее крест на попытках реформирования государственной и общественной системы Империи сверху. Но Россия не была в этом смысле каким-то особым исключением на политическом пространстве Европы и Северной Америки. Например, в 1894 г. террорист-анархист убил президента Франции Сади Карно. В 1897 г. представителями того же политического течения был убит премьер-министра Испании Антонио Кановас дель Кастильо и смертельно ранена королева Австро-Венгрии Елизавета. В 1900 г. был убит король Италии Умберто I, в 1901 г. – застрелен президент США Уильям Мак-Кинли.

Второй причиной возрастания значения фактора терроризма в функциональной системе мировой политики, явился рост национального самосознания, и его производной – радикального национализма. Европейское пространство и прилегающие территории, многие столетия объединенные и контролировавшиеся Римом, а затем производными от него империями, в XIX веке было населено почти что 500 различными этническими группами и подгруппами, что не могло ни вести к нарастанию противоречий, особенно на фоне консолидации сложившихся национальных государств. Сплетение социальных и национально-этнических (конфессиональных) причин отслеживается, например, в феноменах ирландского и армянского терроризма. Их корни зародились тогда, в XIX веке, но вызванные ими проблемы актуальны и поныне. И вряд ли случайно, именно террористический эпизод с националистической исходной мотивацией – убийство 28 июня 1914 г. членом сербской подпольной организации "Млада Босна" Гаврилой Принципом наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда в Сараево, - послужило триггер-фактором начала Первой мировой войны – действительно первого глобального военного цикла, решающим образом повлиявшего на судьбы человечества.